КАК БЫЛО ОРГАНИЗОВАНО И ОСУЩЕСТВЛЕНО УБИЙСТВО ДЖЕМАЛ-ПАШИ
Военный атташе консульства Кемалистской Турции в Тифлисе Нуреттин-бей жил в доме N22 по Вельяминовской улице, а рядом с ним в доме N20 располагалась пекарня хоторджурца Погоса Погосяна.
Между семьей Нуреттин-бея и Погосяном сложились добрососедские взаимоотношения. Каждое утро Нуреттин-бей или его жена покупали хлеб у Погосяна и в качестве земляков расспрашивали его о житье-бытье, сообщали новости…
Погосян, будучи непревзойденно вежливым, крайне любезным хлеботорговцем, с первой же встречи сумел завоевать симпатию и доверие Нуреттин-бея, особенно его жены. Погосян с готовностью выполнял их многие поручения, помогал делать покупки.
На следующий день после прибытия Джемал-паши в Тифлис жена Нуреттин-бея, покупая хлеб, сообщила, что Джемал-паша в Тифлисе и через несколько дней готовится отправиться в Ангору…
Услышав имя Джемал-паши, Погосян, как говорится, прикусил язык и сразу же после ухода госпожи отбросил в сторону фартук и выбежал из пекарни. Он отправился к известным ему нескольким авторитетным землякам и рассказал им сенсационную новость. Те в свою очередь сообщили новость еще нескольким доверенным землякам, так что очень скоро все проживающие в Тифлисе хоторджурцы узнали, что Джемал-паша, по приказу которого были уничтожены высланные остатки их семей, находится в Тифлисе…
Арташес Геворгян, который по поручению нашедших убежище в России хоторджурцев направлялся в Армению, чтобы подыскать там место для создания нового села, 13 июля добрался до Тифлиса и отправился в пекарню к своим родственникам Геворкянам, которая находилась в доме N11 по Пушкинской улице. Во дворе этого дома жил хоторджурец Огос Счанян, который, узнав о приходе Арташеса, пригласил его к себе в квартиру и по секрету сообщил о нахождении Джемала в Тифлисе. Все это происходило на третий день приезда Джемала в Тифлис. Петрос Тер-Погосян, в тот же день узнав о приезде Арташеса, поспешил к нему. Встреча состоялась в Пушкинском саду. Петрос тоже недавно приехал из Донбасса. Горячо обняв друга, Арташес сказал:
– Зверь четырьмя лапами лезет в капкан.
– И не говори… Более подходящий случай вряд ли представится…
Два друга, которые после встречи в Батуме с Карлосом Чахаляном в 1919 году непрестанно думали о расправе над Джемалом, были в приподнятом настроении… Они присели на свободную скамью и стали обсуждать план покушения на Джемала.
Составив приблизительный план, они пошли к брату Карлоса Чахаляна Григору, который работал в пекарне Погосяна и жил почти в той же квартире, что и Нуреттин-бей. Их спальни были разделены только стеной и временно закрытой дверью, так что разговоры соседей хорошо прослушивались…
Арташес и Петрос сообщили Григору суть дела и попросили внимательно слушать разговоры Нуреттин-бея, его жены и брата и тут же сообщать им новости о Джемал-паше.
На следующий вечер в пекарне Сероба Дуларяна на Хлебной площади состоялось совещание. В нем приняли участие представители хоторджурских сел: Сероб Геворкян, Карапет Вардикян, Киракос Покеян – из Хандадзора, Погос Погосян, Тигран Топухян, Арташес Геворгян – из Мджинтага, Огос Счанян, Амбарцум Палчян – из Чичанага, Мелкон Камахян – из Крмти, Арутюн Чалахян – из Суница, Вардан Тер-Арутюнян – из Кеута и Степан Цагикян, Петрос Тер-Погосян – из Мохракуйта.
Вот в этой скромной пекарне 14 июля 1922 года 13 представителей западноармянского народа, посовещавшись, осудили на смерть одного из главных мировых преступников, палача армянского народа Джемал-пашу.
Показательно, что никто из них ни слова не сказал об опасности задуманного предприятия… Все были охвачены высокой идеей, все были готовы пожертвовать своей жизнью и благополучием, лишь бы отомстить за своих убитых и замученных родственников…
После принятия решения наступило долгое молчание. Все, как бы сговорившись, обратили свои взгляды на Арташеса и Петроса.
Петрос встал и сообщил, что Арташес и он еще в Батуме поклялись отомстить Джемалу, и вот сейчас волею обстоятельств появилась возможность выполнить обет, так что убийство Джемала они берут на себя.
Надежда собравшихся также была на Арташеса и Петроса, ибо для подобной трудной и рискованной акции трудно было найти более подходящие кандидатуры: оба они прошли через сражения, закалились в них и проявили себя не только как храбрые бойцы, но и непревзойденные снайперы, что в данном случае было неоценимым преимуществом.
Именно на этом совещании было решено, кто какое берет на себя обязательство, каково должно быть его участие в организуемой акции.
Таким образом, со следующего утра каждый, отложив свои личные дела, перешел к выполнению взятых на себя опасных обязанностей и, к их чести следует констатировать, никто из них, особенно пожилых, не испугался, не передумал и выполнил свой долг до конца…
16 июля началась очень хорошо организованная всесторонняя слежка за Джемалом и его свитой.
Каждый день 3 человека круглосуточно бдительно дежурили на Головинском проспекте (где в доме N24 находилось консульство Турции) и соседних улицах и тут же сообщали посредством связных о всех передвижениях турок другим товарищам, дежурившим в Пушкинском саду.
А Погосян, каждый раз, когда госпожа Нуреттин заходила к нему в лавку за хлебом, расспрашивал ее о Джемале. Он, жалуясь на притеснения большевиков, запрещавших частную торговлю и предпринимательство (он и прежде сетовал на это Нуреттин-бею и всегда находил в нем сочувствие), говорил, что намерен обратиться к великому паше, чтобы ему, верному турецкоподданному, разрешили вернуться в Турцию.
Госпожа с полным пониманием относилась к просьбе Погосяна и заверяла, что муж ее обязательно будет ходатайствовать за него…
Во время этих бесед Погосяну удавалось получать определенную информацию. Однако самые важные и точные сведения о Джемале собирал Григор Чахалян. Нуреттин-бей имел привычку каждый день, придя домой в обеденный перерыв или после окончания работы, делиться с женой новостями, пересказывать ей всевозможные слухи и разговоры. Но особо важную информацию удавалось получить из бесед ответственных сотрудников консульства, собиравшихся в квартире Нуреттин-бея. А в эти дни их разговоры, естественно, велись вокруг Джемала.
В результате этой удачной розыскной работы Джемал постоянно находился в поле зрения, можно сказать, под прицелом. Оставалась одна проблема – добыть оружие.
Несмотря на то что в те времена на руках у населения было много оружия, однако для такого важного дела требовалось оружие проверенное, стреляющее исправно и без промаха… Правда, Арташес привез с собой из Донбасса пистолет системы «Маузер», однако он уже длительное время не использовался, следовательно, нуждался в проверке.
Проверив различные виды оружия (наган, кольт, парабеллум), Арташес и Петрос остановились на маузерах, имевшихся у Амбарцума Палчяна. Хорош был и парабеллум, но к нему было мало патронов. А патронов к маузеру имелось сотни.
Оставалось организовать для отобранного оружия боевые испытания, пострелять из него. Было решено, что наиболее подходящим местом для этого является пекарня на Хлебном рынке, печь которой находится в глубоком подвальном помещении. К тому же шум, производимый форсункой, заглушал любые выстрелы.
Сероб Дурларян послал за пистолетами и патронами к Палчяну своего духовного сына Айваза Айвазяна, 16-летнего парня из деревни Тшадзор, очень ловкого и расторопного. Айваз, получив оружие, упакованное в короб для переноски хлеба, по Бебутовской улице спустил его в пекарню.
На следующий вечер, после закрытия хлебной лавки, Арташес и Петрос пришли в пекарню и после того, как форсунка заработала с обычным шумом и грохотом, стали стрелять в земляной пол подвала.
Оба пистолета – и Арташеса, и принесенный от Палчяна – во время испытаний действовали безотказно. Арташес и Петрос, закончив испытания, посчитали разумным оставить пистолеты в пекарне Дурларяна до самого начала акции, так как в то время обычными стали неожиданные, случайные обыски прохожих, даже аресты, что могло произойти и с ними и сорвать все дело.
И действительно, на Армянском базаре они в тот же день попали в облаву, из которой им удалось выбраться с большим трудом.
Через два дня Джемал-паша со своими спутниками зашел поужинать в летний ресторан Грузинского клуба на Дворцовой улице. Связные тут же сообщили об этом Арташесу и Петросу и те поспешили туда. Они хотели лично убедиться в том, что это действительно разыскиваемый ими Джемал-паша… Ведь в Турции могло быть несколько Джемалов и даже Джемал-пашей… Ошибки быть не должно.
Войдя в ресторан, молодые люди заняли столик в дальнем углу, но весьма удобном для наблюдения. У них с собой было фото Джемал-паши из российского ежегодника (Москва, 1915г., с. 139).
Сравнив снимок с сидящим неподалеку от них живым пашой, они сразу же поняли, что это именно он – кровавый Джемал. Видя, как самоуверенно и развязно он ведет себя, как презрительно смотрит на окружающих, Арташес и Петрос почувствовали себя глубоко оскорбленными и униженными… У них возникло неодолимое желание тут же расправиться с ним.
– Сердце мне говорит: подойди и придуши на месте этого человека-зверя, – прошептал Арташес.
– Давай, Арташес, выйдем отсюда, не то и я не смогу удержаться, – ответил Петрос и, взяв товарища за руку, поспешил к выходу…
Наступила ночь, но они, взволнованные, возбужденные, еще долго бродили по улицам Тифлиса.
– Что же происходит, Петрос? – говорил Арташес. – Негодяй, по приказу которого убиты сотни тысяч невинных женщин и детей, разгуливает свободно среди людей и даже считается почетным гостем в рабоче-крестьянской стране. С подобных преступников-людоедов следовало бы живьем содрать кожу и возить по миру в назидание жаждущим крови государственным деятелям.
– И какое оскорбление и пренебрежение к нашим бесчисленным жертвам, – продолжал Арташес. – Что означает это исключительно доброжелательное отношение к палачу армянского народа?..
– Дипломатическая игра, – с присущим ему сарказмом ответил Петрос, – правильнее сказать – политическая проституция…
Так они проговорили до рассвета, прогуливаясь по улицам спящего Тифлиса. Остановились на Мухранском мосту. Здесь они замолчали, каждый погруженный в собственные мысли. Ведь оба были молоды, не женаты…
Арташес, прервав молчание, обратился к Петросу:
– Возможно, самым правильным было бы, чтобы, шлепнув пашу, мы остались стоять у трупа и сдались властям… Ведь мы не разбойники, не бандиты… Мы мстим за миллионы замученных женщин и детей, мы наказываем человеко-зверя, уничтожившего целую нацию. Как ты думаешь, не было бы это более достойным?
Петрос не замешкался с ответом. Это предложение было ему по душе. Оно соответствовало его бурному, страстному темпераменту. Он только добавил, что их акция, будучи местью за миллионы армян, является также протестом против ведущих тесную дружбу с турецкими пашами-убийцами армян.
Принятие этого решения словно избавило их от психологической и физической усталости – они в радостном настроении, распевая «Нашу Родину», отправились спать.
На следующее утро, когда они сообщили товарищам о своем решении, те категорически воспротивились ему, особенно старшие, считая его безрассудством, плодом фантазии незрелой молодости…
Арташес и Петрос настаивали на своем.
– Пусть будет суд… Мы не преступники, а каратели преступников…
– О каком суде, какой справедливости ты говоришь в нынешних условиях туркофильской политики?
Но молодые настаивали на своем, и старшие вынуждены были собрать специальное совещание по этому вопросу. Все отправились в Ботанический сад, там в укромном уголке долго спорили и в итоге убедили Арташеса и Петроса отказаться от своего неразумного плана и не подвергать опасности всех участников. Именно этот аргумент убедил их отказаться от мысли добровольно сдаться властям.
Решив так, отправились в буфет Ботанического сада, откуда, вволю поев и выпив, мирно разошлись.
За последним стаканом вина Арташес заявил, что дальше ждать благоприятной возможности нельзя, в ближайшие два-три дня, что бы там ни было, надо кончать с пашой…
Петрос со своей стороны добавил, что излишняя осторожность – признак трусости.
– Бояться тут нечего, и здесь трусов нет, – ответили ему товарищи, – но мы должны сделать так, чтобы в этом святом деле пострадал только турок…
– Армянский народ понес столько жертв, что одним больше, одним меньше значения не имеет, – настаивал Петрос.
– Именно потому, что армянский народ понес столько жертв, мы должны всячески стараться избежать новых жертв. Тем более если речь идет о таких смельчаках, как вы.
Со следующего утра регулярная слежка за Джемал-пашой была продолжена: каждый находился на своем посту, собранный и бдительный.
До 21 июля ничего особенного не произошло, удобный случай так и не представился, дни проходили однообразно и тоскливо.
21 июля 1922 года, пятница. В этот роковой для Джемал-паши день, в мусульманское воскресенье, он в сопровождении своего адъютанта Сурсиана и личного секретаря Нусрет-бея отправился на фуникулер попировать в одном из его тенистых ресторанов и насладиться открывающейся оттуда великолепной панорамой…
Двое из группы слежения поднимаются за ними на фуникулер, а третий, сообщив об этом Арташесу и Петросу, также присоединяется к товарищам. Им удалось, не вызвав никаких подозрений, проследить за всем происходящим за столиком паши и сообщать обо всем мстителям.
После полудня, когда вестник передал, что паша уже достаточно выпил и захмелел, мстители решают немедленно подняться наверх и прямо за ресторанным столиком пристрелить Джемала. Однако, когда они, уже отправившись за оружием, более обстоятельно обсудили с другими товарищами это решение, то нашли его опасным. Ибо для того чтобы после акции покинуть фуникулер и скрыться, понадобилось бы довольно много времени, за которое власти успели бы окружить фуникулер чекистами, милиционерами и даже армией и перекрыть все выходы и пути отступления. А это было чревато самыми неожиданными последствиями. Нет, надо было искать другую возможность.
Мстители хорошо понимали, что успех дела зависит главным образом от быстроты проведения акции. По их предположениям, акция должна быть проведена за одну минуту, не более. Еще две-три минуты нужно было, чтобы покинуть место нападения, скрыться на соседней улочке и уйти от преследования. Так что критическая ситуация должна была занять не более пяти минут, в продолжение которых власти вряд ли могли организовать погоню… Эти расчеты могла нарушить лишь какая-то непредвиденная случайность.
Отказавшись от намерения покончить с пашой на фуникулере, мстители на экипаже поднялись до нижней станции фуникулера, отпустили экипаж и медленно, пешком спустились вниз, изучая путь, которым, вероятно, должен был Джемал направиться в город. Затем дважды различными путями прошли от улицы Петра Великого к Вознесенской, пекарне Палчяна, уточняя пути отступления после акции…
В результате окончательно было решено напасть на пашу на участке между зданием Чека и Сололаком, так как Джемал, по всей вероятности, пойдет к турецкому консульству на Дановской улице самым коротким путем.
Улица Петра Великого – одна из тихих улиц Тифлиса, на ней никогда не бывает многолюдно, здесь не было магазинов, общественных заведений, не было здесь и милицейского поста. С левой стороны, за дворцом и садом жилых домов не было, так что место для покушения было очень удачным… А самым главным было то, что времени, чтобы скрыться отсюда и замести следы, требовалось совсем немного. За две-три минуты можно было добраться до Эриванской площади и смешаться с постоянно прогуливающейся там толпой или опять же за две-три минуты по кривым, неосвещенным переулкам и узким улочкам оказаться на Вознесенской улице, у пекарни Палчяна, где было назначено их первое убежище.
Единственным недостатком намеченного плана было то, что выбранное место находилось очень близко от здания Чека.
Тем не менее Арташес и Петрос одобрили этот план и хладнокровно приступили к его выполнению со словами: «Здесь нам ничто не может помешать убить Джемала, а после этого – хоть потоп».
Отдав разные мелкие распоряжения связным, мстители отправились в пекарню на Хлебной площади за оружием. Вся группа находилась на отведенных ей позициях в полной готовности, роли разучены, младшему Айказу было наказано отправиться в пекарню Палчяна, взяв с собой короб для переноски хлеба, и там ждать, может быть, понадобится перебросить оружие в другое место.
В этот момент один из связных сообщил, что Джемал предложил своим попутчикам:
– Подождем, пока зажгутся уличные фонари, вид ночного Тифлиса должно быть очень красив…
И они снова заказывают коньяк. Стало ясно, что Джемал со своими спутниками останется на фуникулере до поздней ночи. Тем лучше… В темноте будет легче и дело завершить, и скрыться…
Уже вооруженные, Арташес и Петрос пришли на Пушкинскую улицу, в доме Геворгянов слегка перекусили и решили здесь ждать новостей с фуникулера… Им необходимо было как можно меньше времени находиться с оружием на улице, где любая случайность могла сорвать операцию. Здесь протекают бесконечные минуты ожидания. Наконец во дворе появляются двое связных. Арташес одевает вместо своей обычной шапки другую, и они выходят из дома.
Когда следившим за Джемалом на фуникулере стало ясно, что застолье близится к концу и секретарь готовится расплатиться, двое из них тут же спустились в город, чтобы сообщить об этом, а третий остался и продолжил наблюдение.
Внизу, у нижней станции канатки ждали два экипажа, которые преследователи весьма предусмотрительно заранее наняли, так как не исключалось, что паша, спустившись, мог взять экипаж и моментально удалиться…
– Словно огромный груз свалился с наших плеч, когда мы узнали, что паша спускается в город, – рассказывал Арташес. – Мы свободно вздохнули… И хотя был уже поздний вечер, сумерки, нам показалось, что вокруг стало светлым-светло…
В Пушкинском саду, согласно договоренности, ждали другие товарищи. Было решено, что Петрос и Арташес будут идти по отдельности, по противоположным тротуарам, на достаточном отдалении, но не упуская друг друга из виду. В нескольких шагах их должны были сопровождать безоружные связные, изображающие случайных прохожих. Они должны были сопровождать Арташеса и Петроса, пока те соединятся…
Также заранее было решено, что если с Арташесом или Петросом случится что-то непредвиденное и кто-то из них не сможет продолжить путь, отстанет или вообще выйдет из строя, то другой не должен будет пытаться помочь ему, а должен будет продолжить путь к цели и атаковать пашу в одиночку… А отставшим товарищем должны были заняться связные, у которых, правда, не было оружия, зато в карманах у них было достаточно червонцев…
Арташес и Петрос без каких-либо случайностей проходят узенькую Дворцовую улицу, где прогуливающаяся толпа вынудила их существенно сбавить скорость продвижения… То же происходит и в начале Головинского, перед дворцом. Но на Ермоловском подъеме (между дворцом и русским Александро-Невским собором) людей было очень мало, и они быстро поднялись по нему вверх. Изредка навстречу им спускались вооруженные люди, которые, несомненно, были чекистами… Чуть выше виднелось здание Чека, вход в который охраняли вооруженные часовые…
Пройдя еще несколько шагов, они заметили, что сверху, по левому тротуару спускаются трое, которые, дойдя до угла улицы Петра Великого, пошли по ней. За ними следовал четвертый, остававшийся на фуникулере связной, престарелый патриот Сергей Дурларян собственной персоной. Здесь Арташес и Петрос соединились и подали следовавшим за ними знак, чтобы те отошли подальше… Дурларян, головой указав на турок, говорит им:
– Будь благословенны матери, родившие вас, ребята… Господь пусть примет данный вами обет… – и быстро спускается вниз…
Улица Петра Великого в этот момент, а было около десяти часов, была почти пустой… Лишь вдали виднелись фигуры одиноких прохожих (которые, конечно, не могли помешать им)… По правому тротуару улицы (идущей к Сололаку – шли Джемал и два его спутника. Они шагали медленно, спокойно беседуя…
Арташес и Петрос следовали за ними, идя параллельно по левому тротуару. Они ускорили шаги и с большой осторожностью – бесшумно и незаметно – сровнялись с Джемалом…
Джемал-паша шел, держа под руку одного из своих спутников. В руках одного из них трость, а второй шел чуть впереди… Слышен их несвязный, отрывистый разговор. Арташес и Петрос остановились на мгновение, обернулись в сторону Чека и, не заметив ничего подозрительного, поняли, что с тыла им ничего не угрожает… А впереди, в стороне Сололака хотя и виднеются несколько мужчин и женщина, но они пока очень далеко и никак не могут помешать делу…
Петрос молча, многозначительно сжал ладонь Арташеса, Арташес ласково обнял его за спину… И затаив дыхание, в полном молчании, они ступают по выложенной мозаикой мостовой, пересекают ее в одно мгновение…
Настал священный час справедливой мести…
Лишь в нескольких шагах от них находился «исламский орел», заклятый враг армянского народа, великий убийца, по приказу которого сотни тысяч армянских женщин и детей погибли мучительной смертью на пути от Урфы до Дейр-эз-Зора…
Арташес – высокий, широкоплечий, широколобый молодой человек с задумчивым, серьезным видом, но при этом очень симпатичный и добродетельный. Ему не было и тринадцати лет, когда он вынужден был отправиться на заработки в Донецкую область, где работал подручным пекаря, там он и получил воспитание. Он не участвовал в добровольческом движении, говоря, что оружие, данное царем, окрашено кровью рабочих, но, когда был обнародован декрет Советской власти о Турецкой Армении, Арташес, воодушевленный им, воскликнул:
– Россия разрешила считавшийся неразрешимым Армянский вопрос…
И получив от новосозданного ревкома Донбасса оружие и боеприпасы, вместе с группой товарищей незамедлительно отправился в Армению, Карин и принял участие в боях в качестве рядового бойца. Он принял участие также в знаменитом Караклисском сражении, проявив на поле боя беззаветную храбрость, за что был удостоен благодарности и награды полковника Самарянца.
Затем, когда армянские руководители капитулировали, Арташес, присоединившись к народному герою Андранику, принял участие во всех тех сражениях, которые велись в 1918 году против вторгшихся в Закавказье турецких сил, жаждущих армянской крови…
Петрос – среднего роста, с неизменной улыбкой на лице, весельчак и шутник. Он также с 13 лет отправился на заработки в Харьков, где работал подсобным рабочим в пекарнях. В 1916 году, когда русская армия заняла Хоторджур, он с несколькими друзьями отправился в полуразрушенное родное село Верин Мохракуйт. Он был уверен, что Мохракуйт, как птица Феникс, возродится и заживет новой жизнью.
Однако вскоре турецкие паши начали захватывать Армению… Именно в начале этого продвижения турки, еще не занявшие Байбурд, окружили Хоторджур…
Около 100 хоторджурцев, возглавляемых Петросом и другими товарищами, сумели организовать самооборону, отразить множество атак турецких регулярных войск и только тогда, когда закончились все запасы, когда турки уже заняли Карс и все надежды на помощь извне погасли, только тогда они оставили Хоторджур. Петрос в качестве руководителя проявил себя не только как смелый боец, но и как умелый военный командир и организатор…
Оставшиеся в живых хоторджурцы (всего около 25 человек), покинув родное село, с боями продвигались в Лазистан с тем, чтобы оттуда перебраться на Кавказ. Во время этого перехода он заболел тифом, был в бессознательном состоянии, и они в конце концов попали в руки турецких властей. Закованных в цепи, их доставляют в тюрьму Трапезунда и приговаривают к повешению. Однако вследствие каких-то благоприятных обстоятельств и помощи Мамуш-заде этот приговор был заменен на 101 год тюремного заключения…
И только после поражения Турции их, по требованию союзников, освободили, и Петрос отправился в Батум, где и встретился с Арташесом.
Из Батума они перебираются в Армению, вступают в армию и честно, безропотно ведут жизнь рядового армянского солдата, полную лишений, будучи уверенными, что они служат своему многострадальному народу, исполнению его вековой мечты – освобождению Западной Армении.
И вот сейчас оба мужественных патриота с оружием в руках готовы покарать кровавого турецкого пашу, уничтожившего сотни тысяч армян и утверждавшего, что на земле не должно остаться ни одного армянина.
– В этот момент, – рассказывал Арташес, – когда мы приблизились к Джемалу и стало ясно, что для него нет никакого спасения, в этот момент, когда осознание того, что нам выпало величайшее счастье исполнить последнюю волю миллионов жертв – наказать, отомстить джемалам, все мое существо охватило невыразимое блаженство… И в этот момент перед моими глазами возникла моя сестра Аник, зверски замученная около Урфы… Ей не исполнилось и 16-ти лет… Она стояла, сложив руки на груди, склонив голову.
Турки оборачиваются… Один из них тянет руку к карману… Значит, у него с собой оружие… Может быть, спутники Джемала избежали бы наказания, если бы у них не было оружия.
– Паша, паша! Вспомни Урфу и Дер-Зор… – кричу я.
И не целясь стреляем в них. Они тут же падают, двое – перед нами, третий – чуть в стороне. Ясно, что смерть их была мгновенной. Но мы стреляем снова и снова, сея вокруг ужас и обеспечивая себе безопасный отход. Я расстреливаю целую обойму в сторону Ермоловского подъема – в сторону Чека, чтобы остановить спешащих оттуда к месту происшествия… Вместе с Петросом выпускаем по одной обойме в сторону Сололак и в землю, создавая такой шум и грохот, будто стреляет целая рота… Окна домов, широко открытые по случаю летней жары, в одну секунду захлопываются. Я снова заряжаю пистолет… И что же я вижу? Петроса схватил какой-то пожарник, а двое других приближаются к ним… Значит, они завладели его пистолетом… Иначе они не осмелились бы приблизиться к нему…
– Друг, отпусти его, это политический террор, тебе до всего этого дела нет…
Но пожарник упорствует и не выпускает Петроса из своих могучих объятий…
– Делать нечего, я решил пристрелить этого глупого пожарника, но пуля могла задеть Петроса, – продолжает Арташес, – так что пришлось обойти их и стрелять сбоку…После этого мы с Петросом быстро направились в сторону Вознесенской… А прижавшиеся к стене пожарники предпочли не подавать признаков жизни, что, безусловно, пошло им на пользу.
Без каких-либо происшествий прошли мимо консульства Ирана и добрались до пекарни Палчяна, откуда, передохнув немного, уже без оружия спустились к Эриванской площади, смешались с гуляющей публикой… Здесь каждый по-своему рассказывал о случившемся, высказывая в наш адрес слова восхищения и благодарности, а мы, словно ничего не знающие, расспрашивали снова и снова и каждый раз узнавали все новые вымышленные подробности…
* * *
«Чуть позже там, на Эриванской площади нас разыскал Степан Цагикян и предложил пойти вместе поужинать. Он сказал, что там будет несколько важных национальных деятелей… И назвал некоторые имена. Я категорически отказался от встречи с этими людьми. Однако Петрос пошел…
Я вернулся домой, где мой робкий отец начал очередную проповедь о необходимости быть осторожным. В нашей семье еще никто ничего не знал об организации убийства Джемала, однако мать явно догадывалась, что и я в нем замешан. Она пришла к этому заключению, увидев, что я вместо своей надел шапку отца…
Я попросил мать принести воды, чтобы помыть ноги. Мать, поставив воду передо мной, сказала:
– Знала бы, кто убил, ноги бы ему вымыла и воду выпила…»
Так рассказывал Арташес о первой ночи после убийства Джемала. Он из осторожности не спал дома, спустился в пекарню, надел фартук и начал месить тесто…
В ту ночь Ваня Геворков из Чека арестовал Геворка Геворкяна, у которого он нередко гостил, он даже спустился в пекарню, посмотрел на месившего тесто Арташеса и вышел.
Геворка, вероятно, арестовали потому, что он был известным в Тифлисе, богатым человеком, в соответствии с их профилактическим списком.
* * *
Арташес и Петрос погибли в 1937 году. Арташес в 1957 году решением суда был реабилитирован.