Левон Микаелян (Казарян) Журналист • Публицист • Переводчик

Аршавир Ширакян: В Берлине

ПОИСКИ

На сей раз команда армянских мстителей в Берлине была многочисленной. Мы были воодушевлены предстоящей миссией в надежде, что наше Святое Дело принесет многие плоды. Возмездие Талаату и Саиду Халиму в Европе, ликвидация Бехбуд-хана Дживаншира в Полисе потрясли все армянство, особенно переживших Катастрофу, чью радость и душевное удовлетворение отражала армянская пресса. Организационный Орган, Суд Справедливости был доволен, его решениям аплодирует весь армянский народ. Ободряемый им, он продолжал осуществлять свою программу.

Так называемый цивилизованный мир не только злостным и бесчестным образом обманул нас, но и в последний момент покинул христианский, добрый и созидательный, несущий свет западной цивилизации в Передней Азии армянский народ, половину которого на его исторической Родине растерзало варварское кровожадное племя под равнодушным взором больших и малых государств того же Запада. И ни одна государственная организация, ни одно государственное лицо, ни одна национальная или международная инстанция или суд не осудили и не вынесли даже легкого наказания этой дикой орде, руководствующейся средневековыми нравами. Наоборот, они соревновались в поощрении преступника и даже оплачивали его.

Наш народ, скорбя о бесчисленных непогребенных невинных жертвах, должен был испить и эту горькую чашу. Он уповал на Божью кару. Но и она опаздывала. Тогда и был создан Секретный Орган Справедливости, который и решил покарать хотя бы главных организаторов беспрецедентного в истории человечества Величайшего Злодеяния. Этим наш народ оказывал огромную услугу человечеству и цивилизации.

Наше настроение было приподнятым, мы были воодушевлены данным нам заданием и мечтали как можно скорее перейти к делу. Шаан прибыл раньше нас и уже устроился. И Арам был здесь, а Грач, или Мехмед Али, уже проник в высокие турецкие круги и пытался обнаружить убежища сразу нескольких палачей. Бывший полицейский С. также был занят «делом».

Утром 26 февраля 1922 года мы вместе с Аршаком вышли из гостиницы и на углу улицы расстались. Я уже подыскал себе комнату, а он отправился на поиски. Следуя указанному маршруту, я пошел на проспект Курфюрстендам, на котором буквально в нескольких шагах находился магазин бывшего губернатора Трабзона Джемала Азми, место встречи знатных турок, как сказал мне Шаан.

Комната, которую я снял, находилась на перекрестке улиц Курфюрстендам и Иохимталер. Выбрал я ее прежде всего из-за близости к магазину Джемала Азми.

В первый же день, договорившись с хозяйкой и заплатив аванс, я поздно вернулся домой и тут же заснул. Утром, выйдя из комнаты, я с удивлением увидел в холле трех полицейских в форме. С помощью словарика я спросил у служанки, что им здесь понадобилось.

– Это друзья герра Сака, – ответила она улыбнувшись.

– А кто это – герр Сак? – спросил я.

– Сын хозяйки, помощник начальника Тайной Полиции нашего района. А это его сотрудники, вероятно, пришли по важному делу.

Я вышел на улицу и присел на скамейку. Что мне теперь делать? Меня разбирал смех: я попал точно по назначению. Не буду врать – в первую минуту я растерялся. Но постепенно задумался: все будет зависеть от моей ловкости. Если смогу сблизиться, то герр Сак может даже оказаться полезным. Посмотрим.

Для продления вида на жительство через 15 дней я должен был явиться в полицию. Но если не явиться и не зарегистрироваться, думал я, то можно легко замести следы и затеряться. Однако в этом случае в необходимый момент я не смогу покинуть Берлин без проблем. Так что знакомство с герром Саком могло иметь для меня важные последствия.

Через 5-10 дней я настолько подружился с герром Саком, его матерью – фрау Ханной, его младшей сестрой Бертой и даже с жившей в доме огромной полицейской овчаркой Фрицем, что они стали считать меня членом своей семьи.

На внутреннем фронте дела мои складывались прекрасно, а на основном, внешнем, шла медленная, подспудная работа, которая пока не давала ощутимых результатов.

Слежку должен был осуществлять бывший полицейский С.Н., но он куда-то пропал. Арам, Аршак и я должны были оставаться за кулисами, чтобы появиться в нужный момент. Но дни проходили впустую, и нам пришлось подключиться к слежке. Дом Джемала Азми находился под постоянным наблюдением: утром – Арам, за ним – Аршак, в конце дня – я.

Однако через несколько дней стало ясно, что Арам очень быстро устает, да и терпения необходимого у него не было, Аршак вызывал подозрение своим экзотичным восточным внешним видом. Римская история повторилась – слежка полностью легла на меня одного.

По поводу моей регистрации я поговорил с герром Саком. Взглянув на бумаги, он ответил: время еще есть, вместе пойдем и оформим.

Через несколько дней, заметив, что он очень спешит, я вновь подошел к нему с документами в руках:

– Сейчас можем пойти?

– Нет, сейчас никак не могу, послезавтра.

Так я постоянно оттягивал регистрацию с намерением вовсе не регистрироваться.

14 марта 1922 года. Вечером мы провели совещание. Приняли важное решение – одним ударом расправиться сразу со многими турецкими преступниками. Обнаружить собравшихся вместе Джемала и Энвера, если они будут в Берлине, а также Бехаэтдина Шакира, Джемала Азми, полицмейстера Петри, Джевдета и других, ворваться в помещение и перестрелять всех. Колоссальная программа, которая возбудила нашу мысль и безграничным восторгом переполнила наши сердца. Но где мы их могли найти вместе? Это дело было поручено Грачу, или Мехмету Али, и С. Все мы были убеждены, что наших сил достаточно.

Надо сказать, что преследование здесь, в Берлине, было крайне затруднено. После убийства Талаата турки, вероятно, посчитали, что оно было делом рук горячего молодого армянина, мстившего за своих родных. И армяне должны были удовлетвориться этим убийством. Однако, когда в Риме был убит и Саид Халим-паша, они поняли, что Специальная Организация решила перестрелять всех главарей «Иттихада». Естественно, что эти главари разбежались кто куда, надеясь замести следы. Так что на поиск их нужно было потратить долгие дни и недели.

Было еще одно обстоятельство, которое следовало иметь в виду.

Высокопоставленные турки в Риме свободно гуляли, посещали кафе, пивные или шикарные рестораны. Между тем здесь они вовсе не появлялись в общественных местах. Мы обходили известные и лучшие кафе и рестораны германской столицы, но не находили никого.

Мы пока обнаружили дом и магазин трапезундского губернатора Джемала Азми, с сыном которого Экмелем и подружился Грач.

18 марта. Этой ночью провели совещание. С. пришел и отчитался. Аккуратнейшим образом он записал всю проделанную работу, указав не только дни, но и часы. Он утверждал, что все дни находился у магазина Джемала Азми и что последнего постоянно сопровождают два немца из тайной полиции.

– К сожалению, ты говоришь неправду, – ответил я. – За последние 3 дня ты был у магазина Джемала Азми всего несколько минут, а его телохранители совершенно не походят на немцев. Обычно его сопровождает или сын Экмель или другой черноволосый парень.

С. разозлился. Ситуация осложнилась. Шаан вмешался и приказал на следующий день подготовить новый отчет. С. ушел, за ним Арам и Аршак. Остались Шаан, Грач и я.

Грач подтвердил, что и он часто наведывался к магазину Джемала Азми. Меня он видел, а С. – нет. Когда мы оба вышли, я сказал:

– Давай испытаем С. Дадим ему ложный адрес какого-нибудь известного турка и два дня сроку. Посмотрим, как он теперь отчитается.

На следующее утро я пошел на почту и получил до востребования письма из Вены. Мой друг А.С. получал там письма от Гаяне из Полиса и пересылал мне в Берлин. А.С. был другом моего детства, честный, скромный, благородного облика художник, осведомленный о моем участии в акции в Риме. Сейчас он перебрался в Вену, чтобы закончить там учебу. Только ему я сказал о своей поездке в Берлин, не раскрывая никаких секретов. Я нуждался в нем. Он являлся моим постоянным адресом для писем из Полиса. Что бы ни случилось, даже если бы письма попали в руки полиции, они дальше Вены не продвинулись бы. Он мне и сообщил, что после моего отъезда из Вены преследовавшие меня турки, появившись несколько раз, исчезли.

На следующий день на Курфюрстендам встретил Грача, лицо его сияло. Он подал мне знак, и мы свернули на боковую улицу.

– Торгом (таково было имя Аршавира во время этой акции. – Л. М.), – сказал он улыбаясь, – у меня прекрасная новость… Я обнаружил квартиру Бехаэтдина Шакира…

С силой пожал ему руку.

– Шаан уже знает, – добавил он. – Сегодня вечером соберемся в том же кафе и, как мы и решили, точного адреса С. не сообщим. Посмотрим, как он поведет себя…

Узнал у Грача адрес и тут же отправился проверить его. Совиньи плац, N22. Пришел на площадь, от которой отходили несколько улиц. На ней дома N22 не было. Ясно, что мы что-то напутали. Вышел на ближайшую улицу Кролманштрассе, где нашел дом N22.

На двери целый ряд кнопок. Нажал нижнюю, открыла дверь женщина, вероятно, хозяйка дома. Спросил, здесь ли живет доктор Шахт? Одновременно просунул разжеванную бумажку в щель замка.

– Такого здесь нет, – ответила женщина и ушла.

Я отошел на несколько шагов и вернулся. Тихонько толкнул дверь, которая легко открылась. Я проник в дом и начал рассматривать таблички на дверях квартир. На втором этаже нашел то, что искал. На дверях было написано АЛП. Бесшумно спустился, не забыл вытащить бумажку из замка и побежал к товарищам, чтобы сообщить новость. Немедленно установили круглосуточное наблюдение за домом. Местонахождение двух палачей нам стало известно, нужно было убрать сразу обоих.

– Только будьте осторожны, – добавил Грач с печальной улыбкой. – Ведь может случиться, что в этот день я буду вместе с ними. Не забывайте, что я близкий друг дома. Вдруг мне предложат прогуляться. Могу ли я отказаться?

АРШАК УЕЗЖАЕТ

После полудня зашел в пивную на улице Иохимталер. Войдя, сразу же заметил, что Арам и Аршак сидят у столика раскрасневшиеся и взволнованные.

Прошел мимо них и сел в углу. Вначале ничего не могу понять, вижу только, что сидевшие рядом немцы бросают в их сторону косые взгляды и угрожающе ворчат. Неужели Аршак задел кого-то из них? Один из немцев даже выругался, и Аршак не остался в долгу, несмотря на все усилия и уговоры Арама.

Я хорошо знал Аршака. Смелый парень, но когда выпивал, становился опасным. Немец уже встал на ноги. Трудно было представить, к каким последствиям могла привести драка. Я вскочил на ноги, заплатил за пиво и, схватив Арама и Аршака, выволок их из пивной к удивлению посетителей. На углу мы расстались.

Вошел в парк, присел на скамью, задумался. Из Полиса приходят известия, что там сомневаются в успехе предприятия, здесь С. убаюкивает нас вымышленными историями. А тут еще наш храбрый Аршак вызывает подозрения своими пышными усами, густыми бровями и буйным поведением.

Вечером вновь совещались. Арам и Аршак не пришли. А С. и на этот раз рассказывал нам сказки. Дали ему адрес Бехаэтдина, естественно, не имеющий ничего общего с подлинным. На следующий день он должен был доставить свежую информацию.

Когда остались втроем, я рассказал о произошедшем в пивной. Предложил временно отослать Аршака в Вену с тем, чтобы вызвать назад, когда возникнет необходимость. Согласились. Шаан должен был на следующий день объявить ему о принятом решении. Арам пришел чуть позже, но задержался ненадолго. Ушел вместе с Шааном. С Грачем проговорили до поздней ночи. Он рассказал, как сумел проникнуть в круг высокопоставленных турок, даже сблизиться с вдовой Талаата. Никто его не подозревал, и он надеялся, что его пригласят на предстоящее важное собрание. Неужели близится День Великой Мести?

На следующий день встретились в кафе «Гамбург». Ждали С. Он вошел с видом крайне уставшего человека, выпил кружку пива и начал докладывать. Мы слушали с полной серьезностью.

Вытащил из кармана черную тетрадь, заглядывая в нее, стал образно рассказывать, как он пошел к дому Бехаэтдина Шакира (по сообщенному нами вымышленному адресу) и как долго дожидался его выхода. Шакир, наконец, вышел, сзади двое, которые постоянно оглядываются. Весь день он следовал за ними, пока они не вернулись домой. Поэтому и опоздал…

Рассказывал он так красочно, что, если бы мы не знали настоящего адреса, то не могли бы не поверить ему. У меня возникло непреодолимое желание дать ему по морде. Грач, словно прочитав мои мысли, прервал его и выложил всю правду. С. побледнел. Маска была сорвана, и всем было ясно, что этого человека отныне невозможно было оставлять с нами.

Вся тяжесть преследования должна была вновь лечь на меня. Арам, конечно, хотел помочь, но он быстро уставал. Шаан вообще не годился: у него была очень приметная внешность. На улице и в кафе все оглядывались на него, и у всех в глазах сквозил один вопрос: кто этот человек?

Выхода не было. Вопреки всему, мы передали С. настоящий адрес Шакира, чтобы он неусыпно следил и за ним, и за его посетителями. С. ушел. Мы же решили, что будем как можно чаще появляться в тех краях, чтобы С. понял, что он находится под нашим постоянным контролем.

Аршак уехал. Я думал про себя: как было бы хорошо, если бы у него была представительная внешность. В Полисе он, ловкий и опытный, с успехом осуществлял преследование. Жаль. Было ясно, что вскоре мы должны будем проводить и С.

АРАМ ВСТРЕЧАЕТ БЕХАЭТДИНА

Мы с Арамом решили по очереди дежурить у дома Бехаэтдина Шакира. До полудня – я, после полудня – он. Арам еще ощущал последствия пыток в Метехской тюрьме, здоровье его было подорвано, и он не мог значительное время находиться на ногах, тем более ходить. Несмотря на это, добросовестно выполнял свои обязанности, иногда отдыхая на лавочках Штайн плаца. С. нас вновь обманывал, утром показывался на 5 минут и исчезал до полудня. Вновь появлялся лишь потому, что опасался моего контроля.

Через 2 дня Арам сообщил, что видел Бехаэтдина Шакира на улице и даже встретился с ним глазами, когда тот подозрительно озирался.

– Арам, – сказал я, – давай на некоторое время оставим их в покое.

Так и поступили. Несколько дней мы не появлялись в этих краях. Конечно, мы могли расправиться с ним в любой момент, но наше решение было однозначным: одновременно покончить не меньше чем с двумя палачами, иначе не было смысла приезжать такой большой группой.

Трудности преследования и наша нервозность объяснялись тем, что мы стремились как можно быстрее добиться цели, однако не обладали для этого необходимыми качествами. Сотрудники государственной разведывательной службы – специально подготовленные люди, действующие на научной и профессиональной основе. Между тем наши товарищи не только не владели этой профессией, но и не были знакомы с языком, нравами среды, в которой мы действовали. Кроме С., все были готовы выполнить свою труднейшую обязанность. Так что если мне и приходится говорить горькие слова, то это не критика или обвинение, а просто констатация факта.

28 марта. С. явился и сообщил, что полиция установила за нами наблюдение, квартиры Бехаэтдина и Азми оцеплены, к Грачу относятся с подозрением в турецких кругах. Утверждая все это, он, как всегда, ссылался на свой богатый опыт полицейского. До каких пор мы будем терпеть эти «басни»?.. Мы не могли понять, почему наши товарищи колеблются и не принимают в отношении него окончательного решения. Необходимо было покончить с этой комедией.

– Все это вранье, – бросил я ему в лицо. – Если бы было что-то тревожное, слежка за нами, оцепление квартир и тому подобное, мы бы узнали об этом. Да и турки не обращались в тайную полицию. Герр Сак часто мне рассказывает о различных случаях, связанных с его работой. Все они уголовного характера. В его рассказах и намека не было на турок. Я с детским любопытством расспрашивал его, и он с готовностью рассказывал мне обо всем, происходящем на службе.

Вынужденно мы поручили С. продолжать наблюдение, так как я и Арам не должны были лишний раз попадаться на глаза туркам.

8 апреля. Холодный день, и я хожу с перевязанным горлом. Мы сидели с Арамом в кафе за разными столиками, когда явился С. и сообщил, что Бехаэтдин Шакир и другие собираются в доме Джемала Азми. И исчез, дав слово скоро вернуться. Я подал Араму знак, и мы ровно 4 часа вместе с ним бродили возле упомянутого дома, не заметив и тени полицейских. Благодаря герру Саку я был знаком со многими из них, некоторых даже знал по имени. В 7 часов Бехаэтдин вышел вместе с каким-то спутником и направился к дому Азми. Никто их не сопровождал.

Ночью собрались в условленном месте. Пришел и С., не знавший, что мы многие часы выполняли его работу. Достал черную тетрадь и снова стал воодушевленно врать. Тут Арам не выдержал и бросил ему в лицо: «Опять ты все выдумываешь». С. пытался отшутиться. Но мы вдвоем предложили немедленно удалить С. из Берлина. Ведь от него не только не было пользы, но он приносил вред делу. Он попросил снова испытать его. Мы согласились в последний раз.

Араму надо было продлить вид на жительство. К счастью, продлили разрешение на месяц. А мое поведение оставалось для ребят загадкой и тревожило их. Между тем я был уверен, что беспокоиться мне нечего. Герр Сак уверял меня, что он все устроит.

Прошел еще один день. Вечером собрались в теплом кафе, снаружи было ужасно холодно. Мы ждали С., когда Шаан вытащил из кармана письмо и прочел. Руководящий Орган, следуя советам и интригам С. и М., приказывал прекратить дело. И высказывал опасение, что нас всех могут арестовать.

Наступило полное молчание. Еле сдерживая бушевавшую во мне ярость, я предложил поручить дело мне. После стольких мучений и трудов я не хотел возвращаться, не достигнув цели. Для нас было бы позором оставить в живых в Берлине хотя бы этих двоих – Бехаэтдина Шакира и Джемала Азми. Попросил написать о моем предложении Руководящему Органу. Тем самым мы как бы и не нарушали его приказ.

Все продолжали молчать. Грач согласился со мной и сказал:

– Хорошая мысль. Напишем.

– Но, – добавил я, – прежде всего необходимо немедленно удалить С. из Берлина, пусть возвращается в Полис. Мы с Арамом продолжим преследование.

И это предложение одобрили. Через полчаса пришел С. и только приготовился открыть свою черную тетрадь, как мы ему сообщили о нашем решении: завтра же уехать из Берлина. Не сказав ни слова и не пообедав, С. вышел.

12 апреля. Кто бы мог предположить, что через пять дней мы пошлем в ад этих двух кровожадных чудовищ «Иттихада»? Была Страстная суббота. Ровно семь лет назад главари этой партии совершили величайшее в истории преступление, собрав и выслав на гибель в Анатолию интеллектуальную элиту армянского народа, национальных деятелей и героев. И вот палачи, подписавшие нашим близким смертный приговор, находятся здесь, рядом с нами, гуляют по улицам и свободно развлекаются.

Мы сидели вдвоем с Арамом, размышляя обо всех этих вещах. Настроение было грустное и в то же время решительное. Выпили по рюмке коньяка, когда вошел Грач и сообщил, что прибыл Джемал-паша вместе со своим телохранителем. Остановился в Грюнвальде, в доме Энвер-паши. Мне был знаком этот дом, как-то мы с Шааном отправились к нему, но не смогли приблизиться из-за высокой стены. В кафе нашли Шаана и поехали в Грюнвальд. Прождав длительное время, увидели только Джемала Азми с двумя турками, не представлявшими для нас какого-либо интереса. В руках пакетик. Как объяснил нам Грач, хорошо знакомый с турецкими обычаями, это была соль, которой обычно встречают друзей. Прождав еще какое-то время, мы вернулись.

Отныне я каждое утро дежурил в кафе на углу Уландштрассе. Из его окон хорошо просматривались интересовавшие нас улицы. После полудня приходил Арам и присоединялся ко мне.

14 апреля 1922г. В 11 ч. утра я вышел из дома и встретил герра Сака. Пригласил его выпить по рюмке коньяка, он согласился, и мы вошли в наше кафе, из которого просматривалась квартира Джемала Азми. Как раз в это время он вышел из дома и медленным шагом прошел мимо кафе. Я внимательно всматривался в лицо турка: знает ли он герра Сака? Однако он оставался абсолютно равнодушным, было ясно, что он турка не знает и о наших делах понятия не имеет. Как я хотел, чтобы трапезундский злодей вошел в кафе и увидел меня в компании с полицейским начальством. Это развеяло бы все его подозрения, если они когда-либо у него были.

Выпили еще по рюмке. В этот момент в кафе вошел Арам. Я отвернулся, но он прямо направился к нашему столику. Сказал «гут морген» и сел. Я вынужденно воскликнул «ох!» и представил его герру Саку. Тот высказал свою радость знакомству с моим другом. Арам завел разговор о своем желании сшить новый хороший костюм, и мой благосклонный хозяин обещал свести его к хорошему портному. Это обстоятельство впоследствии могло привести к нашему полному провалу, если бы мы своевременно не покинули Берлин.

Вышли из кафе. Они отправились к портному, а я пошел домой якобы писать письмо. Чуть позже я рассказал Грачу о безрассудстве Арама. Что поделаешь, сказал Грач, что случилось, то случилось.

АКЦИЯ

17 апреля 1922 года. День поминовения усопших

Встал рано. Побрился. Привел в порядок ногти. Сделал несколько гимнастических упражнений. Выкупался. Сменил белье. Одел сшитый в Берлине шикарный костюм. Тщательно, до блеска почистил обувь. Посмотрел в зеркало и остался доволен своим видом.

Под белоснежную сорочку я одел свой «талисман» – белую майку без воротничка, в которой я был в день расправы над предателем Ваге Исханом. Я ее не снимал с себя во время пребывания в Метехской тюрьме. Одел я ее и в день казни Саида Халим-паши. Мой «талисман» я никому не доверял, сам стирал майку и одевал без глажки, так как мой пистолет оставил на ней неотстираемое ржавое пятно. Она, словно броня, защищала меня от дурного глаза и опасностей. Я и сегодня бережно храню эту майку.

Я уже собирался выйти, как вошла Берта. «Выведем собаку?» – спросил я. «Да, да», – ответила она радостно и побежала переодеваться.

День был облачный, погода соответствовала Дню поминовения. Берлинцы семьями, с цветами в руках направлялись к могилам своих близких. А там, думал я, на дорогах и полях нашей опустевшей Родины, на высоких холмах, в ущельях и долинах остались тысячи и тысячи безымянных могил не только без цветов или зеленой веточки, но и без посетителей…

Вернулись домой. Расставшись с Бертой и Фрицем, я пошел в кафе на углу Уландштрассе, где выпил чашечку кофе с пирожным. Ни коньяка, ни какой-либо другой выпивки. Почему я подготовился, почему одел «талисман»? Возможно, я считал, что и наши невинно убиенные сегодня, в День поминовения, должны быть помянуты и утешены.

В 15.00 Бехаэтдин Шакир в сопровождении какого-то старика прошел в сторону дома Джемала Азми. Я заплатил за кофе и собирался выйти, когда появился Арам.

– Подожди меня, – сказал я и пошел за Шакиром, который вошел в дом Джемала Азми.

Вернулся и сообщил Араму, что сегодня следует быть наготове. Оружие теперь всегда было при нас. Прождали до восьми часов. Никто не появился.

В девять мы подошли к дому Джемала Азми. Он был погружен в темноту. Арам остался чуть в стороне, а я пошел к дому Бехаэтдина Шакира. Окна и здесь не были освещены. Значит, они собрались где-то в другом месте. Пошли к дому N80, как мы его назвали, Нейтральному дому. Из окон струился яркий свет. Наконец-то они собрались вместе.

Упустить подобную возможность было бы не просто глупостью, но и преступлением. Я испытывал такое нетерпение, что не мог оставаться на месте. Сказал Араму о своем душевном состоянии. Улыбнулся. И он был рад, но никак не проявлял своего состояния, только скулы еще более выступали, а в глазах появился какой-то дикий блеск. По привычке он постоянно вертел головой.

– Арам, – сказал я, – ты подожди здесь, а я найду Шаана и сообщу ему о нашем решении.

Шаан в Английском кафе играл с японцем в бильярд. Разъяснил ситуацию. «Сейчас приду», – ответил он.

Не дожидаясь его, вернулся к Араму, не хотел оставлять его одного. От быстрой ходьбы я вспотел, а он уже начал замерзать.

Зашел в кафе, выпил рюмочку коньяка и вернулся. Было уже десять часов, а мы продолжали прогуливаться, переходя иногда на другую сторону улицы.

Пришел Шаан. Рассказали ему о нашем решении. Мы были готовы и физически и психологически, все детали предусмотрены. В его присутствии необходимости не было, и он ушел. Позже мы узнали, что на самом деле он остался с нами и ждал за углом.

Время шло, и я стал злиться. Арам, чувствуя мое состояние, сказал, чтобы успокоить меня:

– Брат, что это ты так нервничаешь?.. Не удастся сегодня, попытаемся завтра… Не уйдут они от нас…

При этих словах я покрылся холодным потом.

– Арам, – сказал я, – этого момента мы ждали так долго. Эти люди часто собираются вместе, как правило, в домах Бехаэтдина Шакира или Джемала Азми. В таких случаях гости уходят, хозяева остаются дома. А сейчас они собрались в Нейтральном доме, и у нас есть шанс встретить этих извергов вместе. Другого подобного случая может не быть. Этой ночью надо завершить дело.

Я все время думал и о том, что Руководящий Орган в любую минуту мог отозвать нас или прислать приказ о прекращении дела. Там тоже интриг было достаточно. Если мы не добьемся успеха, все они окажутся оправданными.

Арам молчал. Он еще по Метехской тюрьме знал о моем упрямстве.

23:15

Закончился последний сеанс в кинотеатре, и толпы людей волнами расходились по улицам под ярким светом электрических фонарей. В этот момент двери дома N80 открылись.

Вначале вышел Рухси-бей. Бородатый турок с вечно растерянным видом. Я его часто видел с сумкой в руке, возможно, он делал для всех покупки. Другая рука всегда в кармане. Бей – рука все еще в кармане, вероятно, на оружии – сделал несколько шагов, посмотрел по сторонам, вернулся назад, снова вышел вперед и снова осмотрелся, затем вошел в дом. Мы с Арамом наблюдали за ним с противоположного угла. Рухси-бей вновь появился, но на этот раз за ним следовала целая толпа. Жена, дочь, мать и невеста сына Джемала Азми. За ними – Бехаэтдин Шакир и Джемал Азми, держа друг друга под руки, они беседовали, видимо, продолжая начатую в доме беседу. Последними шли жены Талаата и Бехаэтдина Шакира. Медленно, спокойно они направлялись к дому Джемала Азми на Уландштрассе. Мы стояли под деревом на углу и наблюдали за ними напряженными немигающими глазами. Людей на улицах становилось все больше.

Механически перекрестил лицо. Я даже думать не хотел о том, что должно будет случиться через десять минут. Знал только одно – надо кончать.

Арам опять повторил, что вряд ли сегодня что-то получится. Во-первых, на улице полно людей, а за турками следовал блондин, который вот-вот должен был обойти их. Было ясно, что это нанятый охранник. Всего их стало десять.

Между тем подобный случай мог и не представиться. Времени нам было отпущено мало. Упусти мы этот случай, и эти изверги могли вообще избежать наказания. При одной этой мысли у меня от ярости задрожали руки.

– Арам, – сказал я, – я один пойду.

Турки уже значительно продвинулись вперед, и нам пришлось догонять их. Это нам было не с руки, мы обязательно вызвали бы подозрение, а возможность выйти им навстречу мы уже упустили. Блондин так и шел позади них. Пришлось вносить коррективы в предварительно разработанный план. Решили, что я буду атаковать группу, а Арам должен будет разоружить блондина. Это можно было сделать только на следующей улице. И мы побежали, чтобы опередить их. Однако ноги Арама болели, и мы были вынуждены остановиться, что было потерей драгоценного времени. Задыхаясь, он сказал мне:

– Не могу больше бежать… Ноги болят… Отложим до следующего раза…

Впервые после Метехской тюрьмы между нами возник острый спор. Я побежал за турками. Добежал до Уландштрассе, до угла дома Джемала Азми. Но было уже поздно, турки уже прошли намеченное нами место. Еще минута, и они расстанутся. Остановились, но продолжали беседовать. Блондин стоял чуть поодаль и смотрел вперед, а не в нашу сторону.

С пистолетом в руке я бросился вперед. Первой меня заметила вдова Талаата, я оттолкнул ее, и она с криком упала на тротуар. На этот крик обернулся ко мне Джемал Азми. Он стоял так близко, что я тут же выстрелил. Злодей упал. Я направил пистолет на Бехаэтдина Шакира: он стоял, обезумев от страха, и только повторял «а… а… а…». Я выстрелил ему в лоб, но промахнулся, и пуля попала в правую щеку. Он еще стоял, держа руку в кармане, когда подбежал Арам и выстрелом из своего маузера окончательно сразил его. Он упал на Джемала Азми, образовав с ним своеобразный крест.

На освещенной улице толпа немцев стояла в глубоком молчании и, застыв, наблюдала необычную сцену. Женщины все лежали на земле. Только Рухси-бей все еще пытался вытащить оружие. Я бросился к нему и попытался выдернуть руку из кармана. Блондина я не опасался, так как Арам должен был его разоружить. Но в тот момент, когда Рухси-бею удалось схватить меня за руку и я легко мог отбросить его, прозвучали громкие выстрелы. Это Арам сделал два выстрела в нашу сторону. Пули просвистели над нашими головами. Мы оба упали на землю и бей оказался у меня на спине, к счастью, он сильно ослабел, вероятно, от страха. Пистолет вылетел из моей руки и блестел под светом в нескольких шагах. При падении я ударился подбородком о тротуар и теперь во рту ощущал вкус крови. Неужели я ранен? Ощупал себя – вроде нигде не болит.

Арам, увидев, что пистолет мой валяется в стороне, подошел и посмотрел на меня безумным взглядом. Вероятно, он думал, что убил меня.

Я тут же сбросил бея с себя, вскочил на ноги и дал сигнал к бегству, так как толпа стала угрожающе надвигаться на нас. Мы побежали вниз по улице Аугсбургер, а за нами раздавались крики: «Ловите, ловите их!»

Мы уже пробежали половину улицы, когда нам перерезал путь военный в форме и приказал остановиться. Пистолета у меня не было и я рукой оттолкнул его. Арам в свою очередь дважды выстрелил ему под ноги. Он упал и так и остался лежать неподвижно.

Пробежав еще немного, мы с Арамом расстались. Он задыхался и остался стоять, а я побежал дальше. Наши преследователи, увидев его, должны были подумать, что и он один из них. Как только они поравняются с ним, он должен был с криком «держите, держите!» присоединиться к ним.

А я бежал дальше, плутая по улочкам, до тех пор, пока не почувствовал, что за мной нет погони. Однако ясно было, что в городе началась страшная суматоха: слышны были крики, свистки, звуки полицейских машин и мотоциклов.

Возвращаться домой по пустынным улицам было опасно. Оставалось одно – смешаться с толпой, которая спешила к месту происшествия. Я выбросил оставшийся у меня и ставший ненужным второй магазин и вернулся на Уландштрассе. Люди все еще стояли вокруг трупов. Увидев третьего, я внутренне рассмеялся. Это был Рухси-бей, которого старались привести в чувство, брызгая водой на лицо. Блондина не было. Женщины плакали и рвали на себе волосы.

Палачи армянского народа валялись на земле, как жалкая падаль. Оба вынашивали новые преступные планы окончательного уничтожения армянства. Но справедливое возмездие настигло их на улице европейского города. А награбленное ими разбоем и грабежом богатство достанется этим плачущим женщинам, которые так бесчувственно и безучастно игнорировали слезы и трагедию сотен тысяч армянских женщин и детей.

Полиция уже прибыла на место события, и оставаться здесь дальше становилось крайне опасно. Полицейские оцепили толпу и отделяли от нее людей, которые казались им подозрительными. Двоих у меня на глазах посадили в машину и увезли, вероятно, на допрос. Тут я заметил супружескую пару с двумя девочками, которые собирались уходить. Я подошел к одной из девочек и спросил по-немецки: фройляйн, что тут случилось? Девочка стала рассказывать о том, что она видела и слышала. Главным было завязать разговор. Так я и прошел сквозь цепь полицейских как самозваный член добропорядочной немецкой семьи.

Вышел на Курфюрстендам, расстался с семьей и, сев на такси, добрался до Лейпциген плац, откуда, пересев на другое такси, доехал до зоологического парка, расположенного вблизи нашего дома.

В ВАРНЕ

Приехав в Вену, я поселился в знакомой мне гостинице, оставил вещи и отправился на поиски друга детства Ара Сарксяна, которого нашел в кафе на Кирхенкасе. Он радостно подбежал и обнял меня. Он знал о проведенной акции от Арама и из газет и с нетерпением ждал моего возвращения. У меня не было местной валюты, и я попросил у него несколько сотен крон.

Отличный парень! У него и десятки не было, деньги из Полиса запаздывали, но он не дотронулся до турецких золотых и 10000 итальянских лир, которые я оставил у него, перед тем как отправиться в Берлин. Я отругал его за это. Пошли к нему домой, где он вручил мне мой кошелек вместе с письмами от Гаяне. Часть денег мы обменяли и отправились в лучший ресторан, где знатно пообедали. В этот вечер я в гостиницу не вернулся и заночевал у А. С.

Он рассказал мне, что Арам и Аршак выехали в Болгарию, а Грач лег в больницу для какой-то незначительной операции. Наутро первым делом я ответил на письма Гаяне, затем посетил Грача, с которым договорились вместе уехать из Вены. Надо было только дождаться его выздоровления. Поэтому он и вручил мне свой пистолет.

Мы внимательно следили за событиями в Берлине, которые все еще широко освещались в прессе. Турецкие полицейские прибыли и приступили к делу. Они напали на след террористов и разыскивали двух подозреваемых. Месяц назад иностранец, похожий на русского, вместе с немецким другом – имя не называлось – явились к первоклассному портному и заказали костюм. Когда портной снимал мерку, он заметил на брюках кожаную кобуру с вложенным в нее маузером. В эту минуту у портного не возникло никаких подозрений, так как клиента представил очень известный человек. Однако портной сообщил о своих подозрениях полиции в тот день, когда увидел в газете изображение того же пистолета. Как я уже говорил, Арам выбросил свой маузер под дерево, а полиция обнаружила его. Тем более что иностранец не пришел за своим костюмом, несмотря на то что уплатил большую часть его стоимости.

Полиция действительно напала на наш след, но слишком поздно. Когда герр Сак телеграммой из Лейпцига просил, чтобы я не уезжал и дождался его возвращения, он наверняка намерен был поговорить со мной об Араме и установить его личность. Клубок должен был распутаться, и я фактически был у них в руках. А мое неожиданное бегство подтвердило их подозрения. В каком трудном положении оказался бедный герр Сак! Они, конечно, открыли мои сумки и нашли в них только старые газеты, изношенную обувь и итальянскую шляпу борсалино. Представляю, как разозлился мой друг. Узнать, что я, месяцами живший в их доме, как родной, всегда улыбчивый и любезный, лишь прикидывался наивным и неопытным сынком богача, постоянно намеренно оттягивал регистрацию и в конце концов бежал, обманув всех. А если турецкие полицейские показали ему мою фотографию, он наверняка понял свою наивность и глупость. Он не только обеспечивал мою безопасность, но и помог мне бежать, оформив документы… Бедный герр Сак…

А.С. читал мне газеты, а я рассказывал ему подробности. Жизнь моя висела на волоске, если бы я в тот день не бежал из Берлина. Безрассудный Арам, зачем надо было знакомиться с герром Саком и вмешивать его в наши дела? Зачем надо было отправляться к портному на примерку с оружием? Дух наших бесчисленных мучеников, ангел-хранитель Арама и мой талисман спасли нас. Вместе с А. С. побежали в больницу, чтобы сообщить Грачу эти новости. Он с изумлением смотрел на меня.

1 июня 1922г. выехали с Грачем в Болгарию. Он отправился в Филипе, а я – в Варну, где в армянском консульстве должен был получить новый паспорт с новыми именем-фамилией. Я решил обязательно вернуться в Полис, чтобы осуществить свои планы.

ВОЗВРАЩЕНИЕ В ПОЛИС

Высший Орган нашей партии запретил мне возвращаться в Полис и требовал, чтобы я выехал в Европу. Однако желание увидеться с нашими было столь велико, что все призывы к благоразумию и осторожности были мною игнорированы, и я выехал в Констанцу, чтобы оттуда тайно перебраться в Полис. Член Высшего Органа Аматуни обратился ко мне с рядом вопросов, но я не ответил, рассчитывая позже устно ответить ему и другим товарищам.

В Констанце я встретил Мисака Торлакяна, Шарафяна и Каро Зардаряна, которые всячески развлекали меня. Однако я хотел одного – как можно скорее добраться до Полиса.

И 20 августа я отплыл на пароходе. Пережив ужасную бурю, переплыли Черное море и утром вошли в Босфор. На следующий день долго беседовали о событиях последних месяцев с Аматуни и Навасардяном. Оба были очень рассержены моим прибытием в Полис. Затем решили, что я должен выехать в Париж.

1 октября 1922г. Сегодня в квартире Гаяне в Ортагюхе под светом маленькой лампады мы с Гаяне обвенчались. Присутствовали только члены семьи. Церемония заняла ровно десять минут.

7 октября посетил Патриарха Завена по его приглашению. Он был очень недоволен тем, что я еще в Полисе. Он приказал подготовить для меня документ на имя Сурена Казаряна, купить мне билет, выдал мне 500 золотых и приказал 10 октября пароходом отплыть во Францию.

На этот раз я покинул Полис с твердым намерением никогда не возвращаться. Я собирался через Париж выехать в Америку.

Ширакян Аршавир. «Завещано мучениками». Бейрут, 1965.